Я шёл за ногами хозяина, след в след. Он торопился, и я, как понятливый пёс, старался не отставать. Прогулка явно обещала быть недолгой: в этих коричневых ботинках хозяин всегда торопится.
Осенний дождь только что закончился, и мокрая листва то и дело цеплялась за мою длинную шерсть. Я поднял голову. Везде была тень, то есть везде были тучи.
Скоро развилка, и если мы пойдем направо от неё, то на пути будет мой любимый пенёк. И не только мой. Собаки всех соседних дворов оставляют на нём свои метки. Это наше всё: наша «гора», наша газета, наша доска объявлений. И наше место встреч, если хотите, – даже когда мы не видим друг друга.
Путь к «горе» – это путь долгой прогулки. То есть, путь настоящей прогулки, а не быстрого выгула впопыхах.
Вчера одна милая собарышня (собачья барышня) отметилась там так изящно – по-нашему, по-тибетски – что я чуть не расплакался. Её объявление было самым трогающим из вчерашних. Она жаловалась на хозяйку и сообщала, что та выгуливает её не по часам и даже не каждый день. Я подумал, что это чудовищное преступление против собачества!
Милашка была совсем одинокой и скучающей. Она целыми днями и ночами ждала хозяйку с работы и взывала: «Спасите!». Я подумал, может она не против, чтобы мы с хозяином ее усобачили, – ну, то есть, взяли её к себе, – раз она такая несчастная?! Мне было бы веселее жить.
Я представлял её красивой ши-тцушкой, – такой же, как и я.
Мы дошли до развилки, и хозяин направился налево. О, нет! Я уперся всеми четырьмя лапами, натягивая поводок и умоляюще посмотрел хозяину прямо в глаза, а потом – в сторону пенька. Настал его час проявить понятливость!
Он обернулся, остановился, глянул на часы и – о, счастье! – быстрым шагом повернул направо. Какой он всё-таки у меня добрый!
– Давай быстрее, Теплыш! – сказал он мне. И я радостно побежал вперёд.
Вообще-то я не люблю смотреть в глаза людям, а собакам – люблю. У людей глаза очень сильные: смотришь – и становится страшно. А у собак – совсем не страшные глаза. Главное, не смотреть в них долго, а то сородичи могут подумать, что ты бросаешь им вызов.

Мы живем вдвоём с самого моего рождения и лучшего хозяина я и представить себе не могу. Мои внутренние часы всегда совпадают со временем на его наручных часах, и он никогда не опаздывает ни с кормлением, ни с прогулками. Вот только я очень по нему скучаю, когда он на работе.
Впереди показался пенёк, и я побежал, разматывая рулетку поводка до самого конца. Я предвкушал продолжение вчерашнего чтения.
Среди все прочих я быстро нашёл жалобные каракули вчерашней подписчицы, я стал жадно читать. По отметине незнакомки я быстро смекнул, что она меньше меня ростом. Уже хорошо. Девочки должны быть ниже мальчиков.
Более старые брызги сообщали о том, что она ушла направо, а более свежие вели налево. В какой же стороне она живёт? Я посмотрел в обе стороны. На дорожках не было никого, и я опять принялся за чтение.
– Теплыш, пойдём! – позвал меня хозяин строго.
– Уже?! – поднял я голову. – Я ещё не успел дочитать!
– Пойдём!
По тону хозяина я понял, что ещё немного – и он дёрнет за поводок. Тогда будет неприятно шее. Надо поторопиться.
– Сейчас, – ответил я, продолжая быстро читать. Как бы ещё немного потянуть время? Девчонка опять плакалась на жизнь. Кажется, она немного приболела. Запах лекарств! Значит, её лечат.
– Теплыш! – снова раздался голос хозяина.
Всё. Он совсем опаздывает. В ответ я сделал вид, что ищу подходящее место для туалета. Я аккуратно поднял лапу. Я подписывался под каждым её словом: сначала справа налево, потом слева направо. А сам в это время принюхивался дальше.
Так-так, её хозяйка пользуется духами с запахом апельсина! Да, точно. Цитрусовые я ни с чем не перепутаю. Очень не люблю их. Ни апельсины, ни мандарины, ни грейпфруты. От них щекотно в носу. А бананы люблю.
Но что такое? Мне показалось, что апельсинов становится больше. Откуда-то сзади повеяло уже знакомым мне запахом. Он всё усиливался и усиливался, и я чуть не подскочил на месте.
Я обернулся, и мне показалось, что внезапно рассеялись тучи! Я увидел её! Рыжая и лучистая, почти как солнце, она передвигалась так изысканно и грациозно, как ходят только наши тибетские собарышни.
К её животу и длинной шерсти налипла листва, и каждое движение её мохнатых лап сопровождалось приятным шуршанием. Да, это была она! Я не мог оторвать от неё глаз! Я забыл про свои дела, про пенёк, про хозяина! Я бросился ей навстречу и остановился лишь тогда, когда лента поводка резко дёрнулась.
Наши носы тянулись друг к другу, и когда она подошла совсем близко, мы сразу же закружились в танце. Я крутился вокруг неё, подражая падающим листьям, и осыпал её комплиментами. Внезапно откуда-то из глубин моей памяти всплыли слова, которыми изъяснялись все мои предки, обитавшие на императорских подушках. И я сказал ей:
– Милая собарышня, до чего вы хороши! Как невероятно притягателен запах вашей шерсти, и как вы чудесны в осенней листве!
Она остановилась, как вкопанная, слегка виляя высоко посаженным и закинутым за спину пышным хвостом. Собачий Бог богато наградил её густой и блестящей шерстью.
Её голова едва поспевала поворачиваться за мной. А я метался вокруг неё, гадая, с какой стороны грациознее подойти.
– Не могли бы вы остановиться, славный ши-тцебрат? – шутливым тоном произнесла она.
Я мигом исполнил просьбу и уставился на неё.
Какие красивые, крупные, величественные, прекрасные глаза! Я как будто знал их раньше. Я погрузился в них, как в океан, и воспоминания нахлынули на меня волнами.
Нет, ни одна собака никакой другой породы не может сравниться красотой с ши-тцу! Я увидел в её глазах весь наш род, всю его длинную прекрасную жизнь. В этой жизни были императоры, дворцы, кровати с балдахинами, бархатные подушки, и на них – вот такие прекрасные ши-тцушечки.
Она тоже была заинтригована: не так часто ши-тцу встречает на прогулке ши-тцу, и тоже, как мне показалось, глубоко вглядывалась в мою историю.
Но почему они такие грустные, эти замечательные глаза? Почему? Мы ведь встретились! И теперь мы больше не расстанемся! Нам нельзя больше расставаться!
Только сейчас, когда у меня возникла эта мысль, я вспомнил про хозяина. Ух ты! Он отставил одну ногу в сторону, а это значит, что он уже не торопится. Он спокойно беседует с «апельсиновой» хозяйкой на высоких каблуках и совсем не обращает на меня внимания. О! Хозяину, кажется, не до меня. Он так же внимательно, как и я, изучает красивую женщину в зелёном пальто. Хозяйку ши-тцу. С запахом апельсина, она показалась мне незрелым цитрусовым фруктом.
Я хотел было обратиться к моей новой рыженькой знакомой, и тут же вспомнил, что не знаю её имени.
– Как вас зовут, ненаглядная?
– Ду-ше-грей-ка! – медленно, как будто по слогам произнесла собарышня.
– Не может быть!.. – восхитился я, а сам не мог отвести носа от её затылка.
– Почему не может? – томно спросила она, кокетливо поворачивая ко мне голову. Мне казалось, что её голос идёт откуда-то издалека. Он был таким медленным и певучим...
– Почему? – повторила она.
– Потому что я – Теплыш!
– Вот это да! Наши клички так похожи!
– Да! Похожи! Мы же одной породы!
С каждой минутой, с каждым её словом, взглядом, жестом мне всё больше казалось, что я знаю Душегрейку давно, очень давно, ещё до того, как родился. Ну и ну! Как же такое могло случиться, что я встретил её только сейчас? Она как солнце, которое вдруг появилось из-за туч!
«Душегрейка! Ду-ше-грей-ка! Душу мою согрей-ка!» – звучало у меня внутри. Мне захотелось перейти на «ты».
– Вы позволите перейти на «ты»?
– Пожалуйста! – Душегрейка кокетливо опустила глазки.

– Давай побегаем! – смело предложил я.
– Давай!
Её грустные глаза заблестели, засветились от радости. И мы помчались бок о бок. Наши уши развевались, из-под лап вылетали мокрая листва и брызги, и я уже не понимал, где золото её шерсти, а где золото осенних листьев. Даже лужи заискрились красно-жёлто-золотым, отражая мягкие солнечные лучи. Всё казалось очаровательным и прекрасным!
Мы набегались вдоволь, и я даже не понял, почему хозяин ни разу меня не окликнул.
Оглянувшись, я увидел, как Душегрейка засеменила к своей хозяйке, которая, запыхавшись, наконец-то нас догнала. Упс! Меня тоже взяли за поводок. Ну да, мы же вырвались и убежали от хозяев. Пока нас отряхивали и ругали, мы неотрывно смотрели друг на друга. Мне было всё равно, что говорит хозяин. Главное, что Душегрейка была рядом.

– А здорово мы с тобой пробежались, да? – сказал я, высунув язык.
– Здорово! Только, слышишь, моя хозяйка говорит, что это был последний раз.
Лишь теперь я стал прислушиваться к «апельсиновой» хозяйке. Я знаю четыреста пятьдесят три слова и без труда понимаю смысл человеческой речи. Потому что люди часто повторяют одни и те же слова.

Ох, и разозлилась же она! Подумаешь, тоже пробежалась! Подумаешь, на каблуках! И никого мы не заставляли бегать! Людям это полезно. А то всё сидят да сидят… Да и вовсе не далеко мы убежали!

– Ну, всё, нам пора! – сказала хозяйка.
– И нам пора!

Все дружно тронулись в сторону развилки, а мы с Душегрейкой шли впереди и вели за собой хозяев. Вдруг я вспомнил о том, что должен назначить следующее свидание, и засуетился. Я шёл то слева от собарышни, то справа, запутывая поводки.
– Давай встретимся вечером, в восемь часов, у пенька, а? – наконец сообразил я.
– Ничего не могу обещать, – она опять заговорила грустно. Знаешь, я ведь вообще не знаю, когда в следующий раз выйду гулять. Мы гуляем не по расписанию.
– Как это?!
– Так… Дома мне постелили салфетку и велели всегда ждать. Иногда проходят и день, и ночь, а хозяйки всё нет. – Душегрейка опустила голову и замедлила шаг.
– А как же ужин?
– Ужин мне насыпает соседка.
– И давно ты так живёшь, Душегрейка?
– Уже шесть месяцев.
Тут меня всего передёрнуло от возмущения. Я обернулся, чтобы посмотреть хозяйке прямо в лицо и был сильно удивлён, потому что её рот смеялся, а на лице не было ни одной морщинки. Лицо было красивым, но совсем не добрым. Как и полагается неприятному апельсину. Мне очень захотелось укусить апельсиновую хозяйку или хотя бы огрызнуться, но мои мысли быстро переключились. Я вспомнил, что нужно поскорее договориться о встрече, ведь до развилки осталось идти совсем немного.
– А может, ты сбежишь к нам? – предложил я Душегрейке.
– Как это?
– Ну, подкоп! А потом – побег!
– Это неприлично.
– А разве прилично терпеть?
– Не знаю…
– Душегрейка, нельзя быть такой нерешительной!
– Наверное…

До развилки оставалось всего несколько шагов и я успел крикнуть:
– Не забывай смотреть на Луну! Будем разговаривать через Луну, как все наши предки! Хорошо?
Последних слов Душегрейки я не разобрал, но по её печальному виду понял, что она услышала мой наказ, что она согласна общаться со мной через Луну, и что она уже начала скучать.
Бедная, грустная моя подружка… Как же мне её жаль!..

Несколько дней нам не везло. Несмотря на то, что меня выгуливали дольше обычного, и даже в сильный дождь, – ни по утрам, ни по вечерам Душегрейка не появлялась.
Хозяин, собираясь на прогулку, стал подолгу стоять перед зеркалом, переодеваться по нескольку раз, а иногда мы даже возвращались, потому что память у него ослабла: то телефон забудет, то поводок. А вот игрушку в форме совы он не забывал никогда, потому что она предназначалась ши-тцушке. Но, увы! Каждый раз мы приносили сову назад, и он клал её на тумбу у входа, чтобы взять на следующую прогулку.
Он ничего не знал о бедах Душегрейки, а только всё время искал глазами свой «незрелый апельсин».
А я знал всё. Общаясь с моей собарышней через Луну, я был в курсе всех её несчастных дел.
Душегрейка никого не греет, а сидит взаперти и, вслушиваясь во все звуки, доносящиеся с лестничной клетки, пристально смотрит на дверь.











Она часто плачет. Невкусный корм в её кормушке никогда не заканчивается. Соседка заходит утром и вечером. С игрушками играть не хочется, а включённое радио совсем не успокаивает и не веселит. Перед уходом её хозяйка надушилась другими духами, не апельсиновыми, а это значит, что вернётся она не скоро.

Я частенько подвывал, глядя на Луну, чтобы установить связь и поговорить с ши-тцушкой, а хозяин удивлённо смотрел на меня и с жалостью гладил. Он был прав: я страдал. Я страдал, потому что страдала Душегрейка. Я так хотел её увидеть, побегать с ней по поляне, поваляться, покувыркаться, наслаждаясь игрой и её красотой…
И ещё я волновался, потому что она плохо себя чувствовала.






Как-то раз вечером, после моего очередного завывания, я поднял голову и заглянул хозяину в лицо. И тут до меня дошло! Я понял, что он тоже мучается, что он очень хочет увидеть хозяйку Душегрейки! Только он не умеет разговаривать через Луну! И мне захотелось его научить!
Я стал ходить вокруг него, чтобы он встал. Потом я сел в направлении окна, показывая, куда надо смотреть. Не понимает! Тогда я встал к подоконнику и посмотрел на Луну. «Ну, зови, зови её! И она услышит!» – повторял я. Хозяин наблюдал за мной, но ничего не предпринимал, а лишь пожимал плечами.
Что же делать?!... Я завыл и взглянул ему в глаза, снова завыл и опять посмотрел в глаза. Не понимает! Эх! И тут я завыл прямо-таки отчаянно, чтобы Луна закрутилась быстрее, чтобы хозяин увидел мой ярко-синий луч, мою сильную связь с Луной. Но он не увидел – и ничего не понял…
Я завывал снова и снова. А Луна крутилась всё быстрее и быстрее. Сигнал стал совсем ярким, светящимся, но хозяин смотрел на меня недоумённо, и я читал в его лице только удивление.
Наконец я установил такую сильную связь с Душегрейкой, что мне казалось, будто я вижу её совсем рядом, как в телевизоре!
Луч до Луны и обратно был таким сильным, что я ощущал всё, что чувствовала она. А она вся тряслась от озноба, плакала, у неё поднялась температура. Она просила о помощи. И я понял, что сейчас не до уроков завывания. Надо действовать! Немедленно действовать!
Я кинулся к двери и стал срывать зубами поводок, который висел на крючке и лаять. Громко, громко лаять: «Спасать! Надо её спасать!».
Мой обычно спокойный хозяин был совсем сбит с толку. Он в спешке обулся, надел на меня ошейник и послушно пошёл за натянутым поводком.
Я бежал и одновременно держал сигнал. Я просил Душегрейку не прерывать связь, а держать, держать внимание на Луне, чтобы я мог безошибочно двигаться туда, где она живёт. Чтобы я не потерял направление и ориентир и смог её отыскать.
К счастью, их дом оказался недалеко, и мы добежали очень быстро. Вот и подъезд. Вот и этаж. Вот и дверь. Наконец-то! Я кинулся на дверь, стал стучать в неё лапами что было сил. Хозяин же в это время не снимал пальца с кнопки звонка. Но дверь никто не открывал. Я отчаянно лаял:
– Открой, открой, Душегрейка!
На шум выглянула соседка. Она осторожно вышла и стала с нами разговаривать. Среди множества сказанных ею слов я разобрал слова «живёт», «сидит», «одна», «давно», «никто не знает», «когда», «придёт». Я то и дело прерывал её своим лаем и требовал что-нибудь предпринять, а не болтать попусту!
Наконец мой хозяин мягко сказал: «Разрешите», и соседка ответила: «Пожалуйста, пожалуйста!».
Потом она нырнула в свою квартиру и вынырнула с ключом в руке. О, счастье! У неё есть ключ!

Я первым подбежал к сжавшемуся комочку ши-тцушки и стал лизать её в нос. Ой, да он весь в крови! В соленой крови! Бедняжка дрожала и стонала. Бедная, бедная моя Душегрейка! Видно, твоей хозяйке невдомёк, что ши-тцу не переносит одиночества. Я прижался к ней, чтобы её согреть, и долго не мог согласиться, чтобы хозяин и соседка подходили близко. Я обиженно порыкивал и очень злился.
Но мой мудрый хозяин знает, как меня успокоить и уговорить.

После ветеринарной клиники, в которой мы провели несколько часов, мы привезли Душегрейку к нам. Я уступил ей свой лежак и положил рядом с ней сову.
С этого дня я стал абсолютно счастливым псом! Моя мечта сбылась!
С каждым днём Душегрейка чувствовала себя всё лучше и лучше. Она отогревалась. Недаром ведь я – Теплыш! Я был счастлив, абсолютно счастлив и не отходил от неё ни на шаг. Я очень хотел, чтобы она поправилась и мы все вместе пошли гулять.
Так и произошло. Мы зажили радостно, весело и интересно! Теперь у меня всегда была компания, даже когда хозяин уезжал на работу.
Единственное, чего я опасался, – это внезапного появления Душегрейкиной хозяйки.
Однажды раздался телефонный звонок. Хозяин засуетился, стал нервно ходить по комнате, даже чашку уронил. Среди его слов я несколько раз услышал слово «Душегрейка». «Всё, – подумал я. – Это она, злая хозяйка! Сейчас скажет: «Отдайте собаку»…
Разговор длился не долго и не коротко, а как-то непонятно. «Чувствует себя хорошо», – говорил хозяин, – «им весело», «так лучше»… Он говорил мягко, но при этом очень суетился. А потом медленно сел и посмотрел на нас. Мы оба глядели ему прямо в глаза.
– Ну, что, мои хорошие, будем жить вместе, – сказал он.
И мы переполнились радостью. Вот так счастье! Ой, спасибо, Собачий Бог! Мы запрыгали вокруг хозяина, а потом побежали вместе пить воду.

Сначала я думал, что рано или поздно хозяйка Душегрейки нас навестит. Но она так и не появилась. Наверное, ей не надо больше душу греть, и она забыла про Душегрейку. Незрелые апельсины – они такие…
А хозяина мне жаль. Он этого не понимает, и, кажется, всё ещё её ждет.